Автор: Екатерина Минорская
…Жизнь можно принять как камень – и пронести как тяжёлую ношу. Можно разглядеть в ней алмаз и радоваться скрытому в ней чуду. Но истинный эстет будет беспощадно и самозабвенно высекать в бесформенном алмазе сверкающие грани и однажды в его руках окажется безупречный бриллиант…Именно так и заповедует истинный декаданс. Тайной алхимического перерождения мрачного латинского «Decadentia» в утонченное и светлое английское: «Aestheticism» поделился Владимир Преображенский:
- автор и арт-директор фестиваля "Бархатное подполье", собравшего музыкантов, художников, модельеров, танцоров, унаследовавших традиции эстетизма, дендизма и декаданса,
- лидер группы "Бостонское чаепитие,"
- просто настоящий денди.
Екатерина Минорская: Жизнь как бриллиант, да, причем русской огранки! Это показатель качества?
Владимир Преображенский: Высочайшего! Русская огранка – это эталон ювелирного качества. Вот представьте себе алмаз размером с кулак, его обтачивают – получается камень размером с грецкий орех. И он стоит дороже исходного алмаза. Но он еще не идеален – поскольку алмаз – все-таки натуральная субстанция – там могут быть всякие прожилки, неровности…И вот ювелир подшлифовывает, убирает лишнее и получается камень с вишенку… На этом можно бы и остановится – бриллиант прекрасен и только самый придирчивый взгляд подметит какую-то одну неидеальную грань или едва заметное пятнышко внутри. Так вот русская огранка, это когда ювелир пойдет до конца – и ни одного изъяна не останется даже ценой того, что из алмаза размером с кулак получится бриллиант с горошинку, или вовсе - с пшенное зернышко. Качество огранки – всегда в ущерб весу и цене. Поэтому в мире существует несколько подходов к обработке драгоценного камня: скажем, израильская огранка, при которой важно максимально сохранить вес. А русская огранка – это знаменитый ГОСТ СССР, феномен которого заключался в том, что о цене никто не думал. Был план – добыть столько-то кг алмазов и дальше – выдать бриллианты с безупречной огранкой. В результате наш ГОСТ стал эталоном и всемирно известные ювелирные бренды, включая Тиффани – для своих лучших коллекций нередко покупают бриллианты в Смоленске – потому там они точно знают, что купят бриллиант высочайшего качества.
Екатерина Минорская: И как же декадент может прийти к такому филигранно выточенному, сверкающему безупречными гранями восприятию жизниω Или это какой-то неодекаданс, отличающийся от того прекрасного, но мрачного, времен прерафаэлитов?
Владимир Преображенский: Никакого «современного» декаданса нет. Речь идёт о явлении, периодически повторяющемся и неизбежном в жизни. Конечно, если буквально – декаданс в переводе «упадок». Но в моём понимании, это понятие не замкнуто и даёт возможность возрождения. Творя в эстетике декаданса, можно позволить себе более смело и прихотливо ворваться в какие-то сферы, которые более традиционное искусство замалчивает, избегает. Искусство декаданса – капризное, неоднозначное, спорное – та область, где в противоречие могут войти, например, эстетика и этика. Традиционная культура любого общества этого не приемлет. Почемуω Потому что она всегда строится на религии. А религия – это обязательно моральные устои. Кстати, и музыка, и живопись, и театр возникли из ритуального искусства, это общеизвестный факт. Культура декаданса возникла в Европе, когда традиционное искусство настолько далеко ушло от своего религиозного источника, что практически потеряло с ним связь. В результате, европейское сознание стало запутанным, им овладели идеи Ницше, ощущение потери Бога и оторванности от источника. И здесь на сцену вышло искусство декаданса, которое, собственно, всегда обретает силу и популярность на том этапе, когда утрачивают актуальность какие-то ценности целой эпохи, а на смену им не приходит ничего нового. Когда один базис уходит, а другой не приходит, человек оказывается в вакууме – мягко говоря, некомфортном для существования.
Екатерина Минорская: Почему же у нас не появился декаданс в 90-е годы?
Владимир Преображенский: Потому что тогда было не до культуры вообще. Рок-музыкаω В ней было больше социального. Поэтому, если и возникали такие эстетские и декадентские группы, как например «АукцЫон», «Вежливый отказ» - они были очень несвоевременны. А вот в 2000-м они стали очень своевременными, а сейчас так просто культовыми.
Екатерина Минорская: Сейчас у нас время для расцвета декаданса?
Владимир Преображенский: В самом светлом смысле этого слова. Пока общество живет по законам традиционной культуры - существует вектор жизни и одновременно некие ограничения: «выполняй правила – и увидишь, как хорошо тебе будет» а «этого делать нельзя – иначе будет плохо». Когда же происходит переворот формации – всё перемешивается – примерно как у нас последние 20 лет: что было хорошим – стало вдруг плохим, что было позорным стало вдруг хорошим. Например, само слово «карьеризм» было ругательным, а сейчас карьеризм – более чем похвально... Когда всё настолько переворачивается - человек осознаёт, что у него больше нет гарантии какой-либо надежной мировоззренческой системы. У меня в раннем творчестве был такой образ – ребенок, стреляющий в мир, который не дал ему тепла. Собственно примерно в таком состоянии и оказывается человек: нет никакой гарантии, что если я буду себя хорошо вести, мир меня обогреет. Тогда возникает позиция: «Ах, так?! Ну, тогда я вам сейчас устрою»! Декадент направляет это свое ощущение в искусство – и внутри него пребывает в состоянии колоссальной растерянности, обиды и с ощущением, что мир его предал. В этом смысле декаденты открыли небывалую какую-то искренность – и в жизни и в искусстве: они никогда не боялись признаться прежде всего себе, а после и миру в каких –то чудовищных метаниях в своей душе. Помните у Бодлера знаменитое стихотворение в прозе «Негодный стекольщик»ω Признаться себе в таких ощущениях, описать их – конечно, это было революцией. Декаденты ополчились на традиционную мораль, которая к тому моменту уже показала свою несостоятельность.
Екатерина Минорская: Просто какие-то ангелы апокалипсиса…
Владимир Преображенский: Да не совсем. Декаденты изначально не имеют никаких гуманных целей – они выясняют свои личные отношения с действительностью, но в результате это оказывается нужным многим другим. Здесь возникает с одной стороны искренность, а с другой – эстетская поза, которая становится смехом сквозь слезы, попыткой скрыть внутренний разлад. И что для меня во всём этом важно: не то, какой жизнью декаденты живут, а то, какие произведения искусства у них при этом получаются.
Екатерина Минорская: Весь свет декаданса – в созданных им шедеврах?
Владимир Преображенский: Не только. В какие бы времена декаданс не повторялся – он всегда давал выход из вакуума и деградации. Вы спрашивали про 90-е… Так вот, по моим субъективным ощущениям, тогда всё было вообще беспросветно, причем 98-й стал практически апогеем этой беспросветности. Вот у тебя есть последние две тысячи рублей или двадцать – не имеет значения - пойди и потрать их. Вот это декаданс. Помню ощущение: пошли с другом в магазин: вчера бутылка фанты стоила двадцать рублей, а сегодня двести, а написали бы, что две тысячи – ты бы удивился ничуть не больше, потому что для тебя это одинаково абсурдно. Абсурд погружает в ощущение сна, нереальности происходящего. Последние двадцать лет российская действительность преподносит такие глюки, которые не снились ни одному «опиушнику» – поэтому современному российскому декаденту никакие наркотики глотать не нужно! Вот он – настоящий декаданс. Но! В таком состоянии человек сначала отдается страданию по полной, исповедуется, размышляет, спорит с собой и с миром, а потом - начинает искать живительные источники. И здесь как раз появляется эстетизм. Эта следующая стадия алхимического процесса возрождения. Как есть нигредо, рубедо и альбедо: в нигредо царствует полная тьма, в рубедо всё залито красным, а в некой точке кипения все антагонистические вещества образуют новый сплав, новое качество и появляется белый свет альбедо.
Екатерина Минорская: И чем этот новый сплав – эстетизм отличается от декаданса на его начальной стадии?
Владимир Преображенский: Это мировосприятие уже очищенной от всякой грязи, от скверны: прорвались какие-то нарывы, стало легче, человек приходит к новому идеалу - к которому он прорывался в своём декадентском мироощущении. Потому что каждый человек – если он вменяем - хочет, чтобы ему было хорошо. Это заложено природой. Не лучше всех, а именно хорошо и конкретно ему самому. А далее начинается этика: хорошо ли другим от это твоего «хорошо»ω Но первостепенное стремление к комфортному существованию заложено на уровне инстинкта самосохранения. А если не заложено – а такие люди есть – то это уже отклонение. Эстет прекрасно понимает, что ему хорошо. Вообще эстетизм – это наслаждение красотой и умение наслаждаться красотой, умение видеть ее и культивировать. А этому есть, у кого учиться – у азиатской культуры, например. Или у детей.
Екатерина Минорская: Эстеты учатся у детей?
Владимир Преображенский: Трёхлетний ребёнок гораздо лучше способен воспринимать красоту, чем зрелый человек. Он может сидеть и с наслаждением рассматривать, как ползет паучок, как колышется травинка…Эстетизм - необычайная жизненная сила. Представьте себе, что человек – эстет – помещен в условия жизни, когда перед его глазами одна лишь паутина. Так вот, обладая даром восприятия красоты, он в любой паутине, плесени увидит красоту, которую другие, конечно, не увидят другие. И это не извращение: просто у него нет альтернативы. Есть лишь та самая потребность, чтобы ему просто было хорошо. Красота способна дать это ощущение – если уметь её видеть. И здесь возникает вопрос: за счет чего реализуется это стремление к красоте, чем человек готов пожертвовать ради этогоω Малейшие нюансы могут обратить возрождение в новое падение.
Екатерина Минорская: Хотелось бы ещё немного остановиться на исходной точке декаданса: когда человек констатирует, что всё вокруг плохо. Далее следует полный уход из социума в искусство, или всё же декадент может позволить себе социальную активность, гражданскую позицию?
Владимир Преображенский: Формально – да : La tour d'ivoire – происходит уход в «башню из слоновой кости» как у Шарля Сент-Бёва…Социальное и асоциальноеω Здесь как с этикой и эстетикой. Вспомним нашего «вождя и учителя» Оскара Уальда: человек, который в своих философско-культурных трактатах и эссе утверждал примат эстетики над этикой, нарушал все возможны нормы, - этот же самый человек написал потрясающие сказки, которые насквозь этичны! Они о добре, они о милосердии, помните: «Счастливый принц», «Соловей и роза»?!… То есть человек говорил одно, а воплощал совсем иное: всем своим человеческим он жаждал торжества справедливости, этики, морали. Точно так же и с пресловутой гражданской позицией. Художник сколь угодно может отрицать всяческую сою причастность к происходящему вокруг – но это тоже позиция! Помните притчу об императоре Диоклетиане и капустеω Когда он неожиданно исчез из политики и бывшие помощники обнаружили его предавшимся радостям сельского хозяйства. На их призыв вернуться к политическим делам он ответил: "Какая политикаω! Вы только посмотрите, как удалась у меня в этом году капуста!" Что это, если не самая что ни на есть гражданская позицияω Вот эстет поступает в социальном плане именно так. Его «башня из слоновой кости» - это его ответ на вопрос: «где ваш идеалω» – и это означает, что вот в этой «башне» нет того, что он считает неприемлемым в мире.
Екатерина Минорская: На прямой манифест декаденты не пойдут?
Владимир Преображенский: Как люди гордые – напрямую признаваться в своих недовольствах они не станут – отсюда и возникает уход. Но как только появляется какая-то новая идейная платформа, в том числе, социальная, многие эстеты становятся ее ярыми приверженцами. Как с восторгом приняли революцию многие футуристы, как в Италии иные эстеты приняли фашизм… Это очень тонкая грань. Почему Маяковский – человек с абсолютно панковским сознанием вначале в результате на ура принимает революциюω Потому что он видит в ней новое мировоззрение. Тоже самое и с религией. Возьмем одного из главных декадентов, написавшего манифест эскапизма - Жориса Карла Гюисманса с его гениальным романом "Наоборот". Этот роман – бегство от жизни, от мира, следующий – «Там внизу», или «Бездна» (разные переводы)- ещё более мрачен, наполнен идеями сатанизма – демонстрирует самое дно декадентского мироощущения. Но что видим в последующем творчествеω Роман «Собор» - абсолютно католический сюжет, ровный, выдержанный, строгий. То есть, в зрелости Гюисманс нашел себя в благостности веры. Очень закономерно: кто больше всех бунтует – тот приходил к наиболее спокойному мировоззрению.
Екатерина Минорская: Вы упомянули Азию, как один из живительных источников для декадента…Это какое-то современное явление?
Владимир Преображенский: А чем всю жизнь эстеты, декаденты подпитывалисьω! Посмотрите гравюры Бердслея: эти линии.. Не очевидно ли влияние китайской или японской каллиграфииω А Оскар Уальд, например, собирал китайские вазы…Тяга к Азии у декадентов – это не только желание подпитаться свежей струёй, а стремление к неким более живительным традициям – и в бытовом и в ментальном и в социальном плане. В восточных культурах есть нюансы, давно попранные европейской цивилизацией. Вот, скажем, в тайской культуре есть такое понятие - сабай. Потрясающая совершенно вещь ! Самоуглубленность человека в какое-то свое состояние. Понять это можно только на контрасте: представьте супермаркет, ряды, люди с покупками; и вот кто-то идёт медленно с этой своей тележкой – вроде бы всем мешает – но в Тайланде его никто не станет подгонять: люди либо будут спокойно плестись за ним, либо просто обходить в другом ряду. Почемуω Потому что «у него сабай»: ему в этом состоянии хорошо, у него свой темп и вмешиваться в это нельзя. Как это тонко!
Екатерина Минорская: Увы, чем плотнее социум – тем меньшей свободой состояний обладает человек. Да и вообще, цена построения любой системы, как известно, – масса несвобод. Даже мода – лимитирует, диктует, навязывает шаблоны. Привязанность настоящего денди к законам стиля и веяньям моды– не отягощает, не мешает творческому самовыражению?
Владимир Преображенский: А никакой такой привязанности нет! Истинный эстет сам создаёт стиль – идя исключительно за своим ощущением красоты, своей внутренней потребностью. Он будет надевать то, что считает красивым сам, окружать себя вещами, отвечающими его личным представлениям о гармонии и есть то, что по вкусу отвечает именно его желанию в настоящий момент: вот хочет он гречневую кашу – и будет есть гречневую кашу. И в этом главное отличие настоящего эстета от псевдоэстэта, который сначала заглянет в глянцевый журнал и узнает, что нынче модно носить, а что модно есть. Нет, истинные декаденты, эстеты, настоящие денди прежде всего заботятся о личном ощущении гармонии. Они свободны и именно они, сами над тем не задумываясь, творят моду и стиль и создают на руинах прежних идеалов новую культуру.
Екатерина Минорская: Фестиваль «Бархатное подполье», собравший всех декадентов современной России, как-то отражает алхимическое превращение декаданса в эстетизм?
Владимир Преображенский: О, безусловно! И это символично отразилось даже на названии: декадентское «Бархатное подполье» превращается в эстетскую «Бархатную мансарду»! Надеюсь, всё это будет интересно, свежо и окрыляюще!
